Я знаю, что к метро я не сумею придти. Не здесь. Это если не спускаться вниз. А вниз нельзя.
Я помню про тени.
Тяжесть серьги в ухе - совершенно непривычная: колечки-то почти невесомые - напоминает мне о судьбе предыдущей хозяйки серьги. О том как ее поглотила тень, расставившая силки буквально напротив моего дома.
Знак?
Кто знает. Я не ищу знаков в каждом чихе и писке. Иначе можно сойти с ума, наблюдая за полетом воронов, которые несут вахту напротив моего окна, как будто я сижу в Тауэре.
Враки это все, что земля там пропитана кровью - в самом Тауэре казнили только семерых и четверо из них были женщинами.
- Милочка! - хрипит кто-то сбоку от меня. Я резко поворачиваюсь на звук.
Там, где днем стоит киоск с газетами и журналами сейчас сидит мерзкого вида старуха. Вокруг нее стоят корзины с цветами. Одни полевые, другие - нет. По каким-то видно, что они очень дорогие оранжерейные.
- Милочка! - снова хрипит старуха, - купи цветочки!
Я внимательно на нее смотрю, потом все же подхожу и спрашиваю:
- А что ты можешь мне предложить?
- Лаванду.
Набожность. Сомнения. Подходит. Во второй части.
- Что-нибудь еще?
- Амарант.
Безнадежность. Нет, ни в коем случае.
- Точно не это. Есть еще варианты?
- Алоэ.
Горечь. Что же такое!
- А что вы мне посоветуете?
Старуха казалось прожгла меня взглядом:
- Розмарин.
Розмарин для памяти. Я это хорошо знала. Чтобы вспомнить.
Я кивнула:
- Сколько?
- Сколько не жалко.
Я выгребла из кармана мелочь и ссыпала на руку старухе. Та заулыбалась беззубым ртом, вручая мне цветы. И меня едва не передернуло от странного ощущения, как будто это не обычная старуха.Я поспешила уйти. Чтобы не видеть ни старуху, ни цветы, ни призрачные очертания киоска, которые нет-нет, да проступали.
Не для всех, конечно. Но я все-таки вижу глубже людей в большинстве своем.
Я свернула во дворы.